Отзыв о круизе на теплоходе «Николай Щорс» по маршруту Москва → Плёс → Москва

маршрут: Москва → Плёс → Москва

теплоход: Михаил Танич (проект 26-37)

старое название теплохода: Николай Щорс

даты круиза: c 22 по 27 августа 2004 г.

Теплоход «Николай Щорс»

Меня при отъезде в отпуск традиционно донимает мысль – сколько метров придется тащить на себе чемоданы от машины? Супруга всегда набирает барахла столько, будто мы едем не на неделю, а меняем место жительства. К счастью, теплоход оказался пришвартован у 5 причала, прямо напротив выхода из здания вокзала. Белый красавец с голубыми палубами и не очень ровно прикрепленными в носовой части позолоченными буквами. Сразу на трапе приветливый дядя поинтересовался номером каюты, после чего задал вопрос невидимой тете в миниатюрном алькове при входе, отгороженном аркой, можно ли нас пускать или пока нет. Оказалось, что можно, в каюте уже сделали уборку. Никакого «ресепшена», как на более современных проектах, не оказалось – пара столов в пролете главной палубы. Руководитель-предводитель круиза, очень милый пожилой человек, улыбаясь, принял путевку и выдал бумажку с номерами посадочных мест в ресторане, одновременно пытаясь вежливо отделаться от некой бабульки, имеющей каюту в трюме, но желавшей кушать непременно в ресторане на верхней палубе.

Странная эта штука – теплоход. Ну, что в нем особенного? Чем он так уж отличается от прочих транспортных средств? Недопустимо низкой на первый взгляд максимальной скоростью в 26 км/ч? Да и не в Атлантике мы и не на голубом Дунае, в конце-то концов. Над Каналом имени Москвы проезжали сотни раз, торча в пробках, ощущая, как подрагивает перегруженный мост, а в это время чуть правее уходили белые теплоходы в темную ночь. Ничего особенного, как ни крути. Но – странное дело. Всякий раз одно и то же. «Отдать швартовы». Вскипает вода от подруливающих устройств, медленно поворачивается берег, а из динамиков несется песня забытой группы с пугающими словами «если сникнет парус, мы ударим веслами»… и все проблемы, стрессы, нерешенные вопросы и неоплаченные счета, подхваченные тремя винтами 525-сильных дизелей, тонут в темной воде в первые же 15 секунд движения. Состояние ума приобретает первозданную чистоту и спокойствие. Это невозможно описать, но надо пережить хотя бы раз. Ради только одного этого «момента истины» стоит подняться на борт теплохода.

До отдачи швартов и песенных обещаний грести веслами, если будет нужно, мы успели поселиться в нашем «полулюксе». Видимо, когда-то это были две каюты, но переборку сломали, и сделали одну большую с двумя окнами. Стены обшиты виниловым сайдингом. Санузел спрятан буквально в одностворчатый шкаф – унитаз без сливного бачка с прямым поливом из трубы, перекрытой итальянским шаровым краном (а что, неплохое решение), душ, зеркало, полочка, угловая раковина. Душевым поддоном служит сам пол. Собственно, ничего нового. На 301 проекте («Санкт-Петербург») в санузле было примерно то же самое – может, площадью побольше. Имеются две кровати, два кресла, столик, морозильник «Морозко», забитый отложениями инея, тумбочка, два симпатичных ночника родом из магазина “Ikea”, шкаф со спасательными жилетами, стеклянная пепельница, кувшин и два стакана. В окнах обнаружились подъемные деревянные жалюзи, создающие неповторимую уютную атмосферу в каюте. Кондиционера нет, но как-нибудь переживем. Розетка – только в санузле над зеркалом (и на том спасибо). Спешно глотаю полстакана виски «Jameson» - и вперед, на палубу. Момент отхода никак нельзя пропустить.

Идем по каналу. Проходим ненавистные Химки (с воды они кажутся не такими уж мерзкими). Супруга надевает соломенную шляпку, подобающую случаю. «Джемисон» приятно греет желудок. Одолевает странное чувство восторга и первобытного успокоения одновременно. Навстречу идут три теплохода 305 проекта. Мы несколько свысока поглядываем в их сторону – их круиз уже окончен, а наш только начинается. Ныряем под МКАД, под Октябрьскую железную дорогу, мост через которую сторожит дядя с карабином. Сгущаются сумерки. Идем полным ходом. Умиляюсь табличке «Ходить по палубе с зажженными папиросами и бросать за борт окурки и спички запрещается» и закуриваю. Через полчаса нас настигает современный глиссер с двумя персонажами и пристраивается параллельным курсом в паре метров от левого борта. В катере – некий юноша-красавец, смахивающий на Дункана Маклауда, в паре с более пожилым дядей, внешне напоминающим Уинстона Черчилля – правда, без сигары. Горец и премьер пытаются флиртовать с некой молодой особой на главной палубе, причем оба смотрят на нее, а не вперед, так что я начинаю опасаться, как бы они не снесли опору очередного моста через канал, увлеченные своей беседой. Все кончается благополучно. Катер отваливает от борта, мы продолжаем идти вперед. Предводитель задушевно рассказывает по трансляции про достопримечательности на берегу, которых уже почти не видно, потом зовет на ужин. Ужин – это святое. Поднимаемся в «ресторан мягких мест», как гласит табличка при входе.

На ужин выдаются: большая порция овощного салата, карбонад, мясное блюдо, чай с сахаром и лимоном, свежая выпечка, апельсины. Кипяток в изотермическом чайнике. Всё кажется необыкновенно вкусным. Официантки проворны и вежливы. Соседи по столику – дама средних лет с дочерью лет десяти. Пока почти не общаемся, но это вопрос времени.

После ужина на корме объявляется пение песен под баян. Жена устремляется туда (вот ведь общительная натура). Я же иду в бар в кормовой части средней палубы, чтобы что-нибудь взять выпить. В баре – два кондиционера, приличный выбор выпивки и не очень обширный – закусок (в основном орешки-шоколадки), а также необъятная тетя в белом халате за стойкой. Решил заказать для супруги полусладкого вина, себе – красного мартини со льдом, о чем и поведал хозяйке заведения, но, видимо, недостаточно внятно. Я ничего не успел возразить, как она слила в один стакан оба компонента, бросила лед и изрекла «пожалуйста!» Как ни странно, получившийся коктейль (я решил назвать его «Щорс») оказался очень приятным на вкус.

Выхожу на палубу, предварительно поклявшись буфетчице вернуть стакан, как только он освободится от «Щорса». Баянист в интеллигентских очках и домашних тапочках душевно играет «Подмосковные вечера». За кормой кипит вода под винтами, толкающими корабль прочь от Москвы. Полтора десятка активистов, в их числе супруга, слаженно поют. Угощаю благоверную «Щорсом», от чего она запевает на пол тона выше. Идем по ночному каналу. Корму сильно колбасит от работающих двигателей, но почему-то это совсем не раздражает и не мешает. Коктейль туманит сознание. Теплоход пробивается сквозь упругий свежий ветер, пропитанный запахом воды. Совсем темно. Кажется, пора спать – дождаться шестого шлюза не судьба.

День второй. Углич

Вечером предстоит прибытие в Углич, а весь день можно посвятить созерцанию берегов, последовательному посещению баров на разных палубах и фотосъемке.

Для тех, кто не знает, куда себя девать, предводитель предложил еще вчера вечером два развлечения: либо рисовать всё, что они увидят, либо попытаться составить из букв слова «радиокомпас» максимальное количество слов. Победителям обещаны призы. Я сразу придумал два слова – «радио» и «компас», после чего решил, что конкурс мне никак не выиграть, ибо других идей не было, а напрягать извилины по причине подобной ерунды было зело лень.

Проснулись, когда теплоход крадучись вползал в 1-й (он же последний от Москвы) шлюз в районе Дубны. Скорее в душ – и на палубу. Шлюзование – одно из любимых развлечений теплоходных туристов. Народ не бросился сломя голову к завтраку, хотя предводитель уже сообщил по трансляции о готовности оного, а задумчиво наблюдал, столпившись на баке, за плавно разъезжающимися 175-тонными воротами, с которых свисали клочья рыжей пены. На завтрак – кофе из пакетиков, каша (вполне съедобная – сто лет не каши не ел), овощной салат, омлет, плавленый сыр, масло, хлеб, сахар, фруктовый йогурт. Решив, что так умереть с голоду совершенно невозможно, брожу после завтрака по палубе с сигаретой. Уборщица ныряет в нашу каюту. Следов уборки после ее ухода увидеть совершенно невозможно (может, мало свинячили?), зато из санузла исчезает резиновый коврик (как бы для просушки). Ну и фиг с ним, он мне сразу не понравился. Около 12 дня предводитель зовет в рулевую рубку – осмотреть оборудование, познакомиться с капитаном и задать ему вопросы, если таковые возникнут. Капитан – седовласый, с золотой печаткой на пальце и в ослепительно белой рубахе, говорил по существу. Двигатели не реверсивные, телеграфные стойки – в качестве резерва, а вообще управление двигателями прямое (судя по всему, при помощи тройных чугунных рычагов полметра длиной рядом с тахометрами, оканчивающимися на значениях около 300 об/мин). Штурвала, возле которого многие вожделели сфотографироваться, тоже не оказалось – вместо него неромантичные парни из «Словенских лодейниц» приделали тривиальный рычаг управления электрическими рулями. На видном месте под потолком красовался «спидометр» — латунная штуковина диаметром с кастрюльку; стрелка зависла около отметки 23 км/ч. Также имелись два радара – один современный, с монитором, другой – видимо, отечественной разработки – с резиновым видоискателем в виде бинокля. Всеобщий интерес вызвал глубиномер немецкой конструкции в левом углу мостика. Капитан по просьбе посетителей резво включил прибор, и через несколько секунд на нем вспыхнули два деления – одно на нуле, другое на 14 м. Посетители несколько призадумался, перестали задавать глупые вопросы и по причине отсутствия штурвала стали группами фотографироваться с нашим славным капитаном. Я сделал несколько кадров с видами оборудования и слегка коптящей выхлопной трубы и спустился с мостика.

Перед обедом прошли Калязин – легендарную колокольню, стоящую посреди водохранилища на островке, на заднем плане которой маячила немыслимых размеров параболическая антенна, установленная где-то на берегу с неизвестной целью. Все бросились фотографировать редкостный пейзаж, изводя на это дело мегабайты флэш-карт и километры пленки. Действительно, вид впечатлял. Ветер усилился. От вчерашней духоты не осталось и следа. Предводитель по трансляции позвал на обед, причем делать это дважды ему не пришлось. Были поданы: отличный борщ в большой супнице, в который повара щедро положили мясо, салат, мясное второе, сок. Вместе с салфетками обнаруживаем несколько бумажек, похожих на накладные – в них список первых и вторых блюд на предстоящие дни на выбор. Вот то, что запомнилось: «волжский сюрприз», уха по-суворовски, мясо по-татарски… Проводим совещание и заполняем заявку. Вообще, голод в круизах нападает неожиданно – видимо, от свежего воздуха и отсутствия проблем, поэтому еда – живой вопрос.

В Углич приходим раньше графика. Моросит дождь. На пристани – нарисованное плакатным пером приглашение посетить местное интернет-кафе и позвонить куда-нибудь по межгороду при помощи телефонных карт. На берегу – торговля угличскими часами и бестолковыми сувенирами. Самодеятельный оркестр из четырех намокших мужиков исполняет попурри из популярных песен, причем громче всех орет тот из них, у кого слух отсутствует вовсе. Также выделяется гремучая партия на литаврах. Экскурсовод с номерком на палочке собирает группу и устремляется к месту убийства царевича Димитрия с такой скоростью, будто пытается скрыться от нас, но сбежать ему не удается. Осматриваем церковь, на месте которой несчастного царевича настигли киллеры, затем перемещаемся по городу к монастырю. По пути наслаждаюсь местными вывесками типа «одежда для мужчин, женщин и детей», «торговля яйцом» с изображением злобного бройлера, высунувшего язык, а также новеньким световым коробом «МТС. Джинс» на фоне черной от времени почти рухнувшей избы. На обратном пути покупаем у бабулек землянику, а в хозяйственном магазине – удлинитель для выноса электричества за пределы сортира в каюте, т.к. нужно зарядить телефон, ноутбук и фотоаппарат, а делать это, сидя на унитазе, немного неудобно. Городок оставляет теплое, немного грустное чувство. Как ни цинично звучит, но если не считать прирезанного много лет назад злоумышленниками царевича, выходит, других особо ярких событий в многовековой жизни Углича не случалось. По мне – они и не нужны. Я смотрел на панораму городка, состоящую из одноэтажных домишек, хранящих свои маленькие тайны, и очень жалел, что не удалось побродить здесь подольше. Ужинаем. Предводитель делает анонс – в верхнем баре вечером выступят артисты Москонцерта Варламкины (фамилия изменена). Сумерки. Зажигаются огни на палубах. Группа самодеятельности по левому борту снова исполняет песни под баян. Артист Варламкин в легкомысленных гавайских шортах присоединяется к поющим довольно приятным баритоном. Отходим. Теплоход, сияя огнями, медленно разворачивается. С берега нам машут руками добрые местные жители.

День третий. По плану – Кострома и Плес

Вообще, надо заметить, наш предводитель, как оказалось, из бывших военных, поэтому на площадке средней палубы весь круиз висел отпечатанный листок с планом мероприятий и точным временем их проведения, которому удавалось довольно аккуратно следовать. Там же можно было прочитать укрепленную на стене ксерокопию газетной статьи про печальную участь волжских городов (судя по фотографии, на примере Калязина, лишившегося прямого доступа к своей колокольне при строительстве Угличского гидроузла). Также имелся большой живописный плакат, озаглавленный типа «Ах ты, Кострома-матушка…», со схематичным изображением улиц и достопримечательностей.

Утро началось со стандартного приветствия предводителя по трансляции. Звучало оно обычно так: «Доброе утро, уважаемые туристы, доброе утро, экипаж, доброе утро, теплоход «Николай Щорс»! Предводитель здоровался с теплоходом, как с живым существом, что звучало довольно трогательно. Правда, следом начиналась трансляция какой-нибудь дряни типа «Динамит-ФМ» - видимо, над этим никто особо не задумывался и включал то радио, которое удавалось поймать в конкретном месте. В этот раз нашему вниманию было предложено радиошоу «Правда ли, что все бабы – дуры?». Как выяснилось, «если кратко, то да». Слегка обиженная таким выводом супруга не выходила из душа до тех пор, пока вода не стала подтекать в каюту через щели шкафоподобного санузла.

Когда мы швартовались у старомодного деревянного причала с вывеской «Кострома», мне вспомнилось бессмертное творение Ильфа и Петрова. «А не снился ли вам приезд государя императора в город Кострому?». Нет, не снился. Мы приперлись сами.

Грузимся в катер типа «Москва», чтобы плыть к Ипатьевскому монастырю. Все почему-то ждут, что сия посудина будет лететь по волнам с безумной скоростью, но, вопреки ожиданиям, катер ползет гораздо медленнее «Щорса». Из старомодного динамика в виде колокольчика прямо в ухо орет экскурсовод. С борта – прекрасный вид на набережную, комичная фигура вождя немыслимой высоты возвышается над городом – кажется, что Ильич пьян в дрова и вот-вот оставит свою пафосную позу с изгибом в пояснице и указующей вперед дланью и мирно распластается в тени зеленых деревьев. Красиво и солнечно. Прибываем в монастырь. Картавый экскурсовод – мужчина рассказывает весьма увлекательно, по ходу дела непрерывно острит. В финале предлагает всем желающим подняться на колокольню, чтобы увидеть, как уходит наш катер. Шутник, одно слово.

Возвращаемся в город, около часа бродим по торговым рядам. Удается съесть довольно приличную пиццу и десерт в кофейне. Напоследок фотографирую памятник Ивану Сусанину (он гораздо меньше монументального Ульянова-Ленина и смотрит в диаметрально противоположную сторону).

Прибытие в Плес я чуть не проспал. Супруга подняла меня пинками и угрозами, что сейчас группа уйдет без нас (на что я втайне и надеялся). Вид в окно заставил полюбить себя с первой секунды. Пристань, небольшая площадь, запущенного вида церковь на заднем плане на крутом косогоре. Вообще, в Плесе очень крутой берег. Набережная идет у его подножия. Вдоль набережной – каменные купеческие домишки, уже основательно вросшие в землю. Бабульки полощут белье в Волге. Красота, тишина и покой. После обезумевшей в погоне за средствами к существованию Москвы Плес кажется местом, где нет никаких страстей, желаний и устремлений, а время задумалось и не хочет двигаться ни вдоль, ни против течения. Неспешно идем вдоль набережной. Дом-музей Левитана закрыт (уже больше 6 вечера). Невдалеке имеется бюст самого живописца, смотрящего каменным взглядом на Волгу. Еще пара музеев по соседству тоже закрыта на замок. Почему-то это совершенно не расстраивает. Хочется просто бродить, смотреть и ни о чем не думать. Доходим до еще одной церкви, колокольня которой заметно отклонилась в сторону от вертикали. Следы запустения, но почему-то совсем не удручающие. Проходим местное отделение милиции, выделяющееся сверкающей позолоченной вывеской. Идем по набережной обратно, по ходу дела покупаем копченого судака за 80 рублей. Артист Варламкин, запутавшись в прибрежных кустах, пытается фотографировать наш теплоход. Поинтересовавшись заплетающимся языком, скоро ли отходим, он резво устремился в сторону закрытого левитановского музея. Кажется, пора и мне приложиться к «джемисону». Солнце стремительно садится. Фотографирую красивейший закат с палубы, после чего возвращаюсь в каюту. Удобно устроившись, наблюдаем за площадью у пристани. Темнеет. Церковь и кабак «У причала» отступают в сумерки. Горят редкие огни. У кого-то в автомобиле «рубит» Rammstein, исполняя свой первый хит “Due Hast”… но, странное дело, даже творчество полубезумных немцев совсем не мешает воспринимать редкостную красоту и необычность этого места и, кажется, органично вписывается в нее. Солнце уходит за излучину Волги. На палубах зажигаются огни. Судак съеден. Расставание с Плесом заставляет грустить.

Предводитель оказался человеком практичным, поэтому вечером после посещения Плеса поиграл малость на гитаре для публики в читальном салоне, а после приказал всем спать, ибо завтра ранний подъем (приходим в Ярославль около 7 утра). Спать сразу я не стал, но долго бродил по палубе, пытаясь различить берега с редкими огнями в сплошной темноте и небольшими слабо освещенными пристанями, попутно удивляясь тому, как можно вести теплоход в такой кромешной темноте. Небо тоже заслуживало внимания – отлично видимые сверкающие и подмигивающие звезды, уходящие в бесконечность. Я попытался представить себе эту бесконечность - и не смог.

День четвертый. Ярославль и Рыбинск

Как-то так сложилось, что я не люблю Ярославль. Приезжал сюда дважды и, похоже, оба раза не вовремя. Приволжский городишко, натянувший на себя пафосную маску. Нет, конечно, я неправ, но таково мое субъективное мнение. Предводитель спешно переклеивал плакат «Ах ты, Кострома-матушка» в пролете средней палубы - новый был озаглавлен «Ой ты, Ярославль-батюшка…». У причальной стенки – красавец «Грибоедов» (проект 301) с интуристами на борту. Швартуемся к нему левым бортом. Интуристы – в основном пергидролевые бабульки – с неподдельным ужасом смотрят в большие квадратные окна на надвигающегося «Щорса», видимо, всерьез опасаясь, что наш капитан в стельку пьян и сейчас долбанет их посудину так, что мало не покажется. А, может быть, за штурвалом бурый медведь… настоящий и тоже пьяный и непредсказуемый. Кстати, штурвала-то у нас нет вообще, но об этом они не догадываются. Команда «Грибоедова» реагирует на нас довольно индифферентно. С мостика кто-то орет в динамик: «на «Грибоедове», примите швартовы «Щорса»!. Швартовы в конце концов принимают. «Щорс» швартуется идеально, как, впрочем, и во всех прочих случаях – надо отдать должное капитану. Касания не чувствуется вовсе. Иностранные бабульки отпадают от окон. Иду завтракать.

На берегу нас встречают две экскурсоводши. Одна из них, помоложе, начинает повествование, и тут выясняется, что громко говорить она не может вовсе, а скорее шепчет. Народ, не разбирая половины слов, загнанно озирается по сторонам и делает кислые лица. Закуриваю одну сигарету за другой, жалея о том, что не хватанул виски перед выходом. Экскурсовод постарше пытается исправить ситуацию: «Лена, громче!». Лена эфемерно улыбается и продолжает шелестеть на ультразвуке. В итоге старшая отпихивает Лену и зычным профессиональным голосом продолжает рассказ про знаменитого земляка Некрасова, адресуясь правым плечом к памятнику оного. Идем по набережной, поворачиваем в улицы и переулки. Останавливаемся у бесчисленных церквей и монументов. Дезавуированная Лена не перестает улыбаться и поспевает за группой уже молча. В переходах между повествованиями старшая настигает ее и пытается учить жизни. Когда мы приходим через полтора часа к воротам монастыря, я готов отдать год жизни за возможность посидеть за столиком, выпить крепкого кофе и спокойно выкурить сигарету. Но передышки не предусмотрено – нас передают другой экскурсоводше, напоминающей клон Лены, но вещающей гораздо громче. Забив на приличия, падаю на лавку и курю, по ходу дела фотографируя на цифру всё вокруг. Лена Вторая водит народ вокруг колокольни, останавливаясь у каждой стены и пересказывая словами всё, что можно, в общем, увидеть и глазами. «А теперь перейдем к восточной стене». Слава Богу, что сторон света всего четыре. В финале идем смотреть медведицу – символ города, содержащуюся там же, на территории монастыря. Вообще, история с медведем довольно мутная. Якобы Ярослав, основатель города, усмирил язычников, поклонявшихся этому зверю, зарубив несчастного мишку секирой, после чего язычники записались в христиане, а на гербе города появился тот самый медведь, несущий секиру, которой, собственно, его же и зарубили. Вот такая фантасмагория. Наконец, экскурсия оканчивается. Бредем по городу обратно к причалу. У причала видим торжественно отходящий «Щорс», хотя времени до отправления еще больше часа. Среди народа легкая паника. Понимаю, что смысл маневра – пропустить «Грибоедова». Заказываю в прибрежном шалмане горячую пиццу и пол-литра разливного «ЯрПива». Через полчаса «Щорс» возвращается. Оказавшиеся на борту к моменту маневра смотрят на нас с палуб с легкой досадой (вот было бы развлечение – бросить половину пассажиров в Ярославле и посмотреть, что из этого выйдет!). Благодарные женщины собственными руками набрасывают швартовы на кнехты. Скорее на борт – прилечь хоть на полчаса. Вечером по плану – Рыбинск, известный своим скверным полиграфическим оборудованием. Посмотрим, что там еще интересного…

Рыбинск предстал в лучах заходящего солнца во всей красе запущенной набережной. Кажется, при советской власти никто не трудился строить или реконструировать эту часть города. Единственное довольно новое сооружение – грандиозный мост через Волгу. Невольно ищу сходство с Плесом. Нет, это все-таки Рыбинск. Слушать экскурсоводов нет уже никаких сил, поэтому немного отстаем и ждем, когда они соберут группы и провалят прочь. На берегу команда ряженых детишек-скоморохов явно собирается дать концерт, но не нам, а туристам следующего подошедшего теплохода. Собственно, и нас никто не гонит. Детишки выступают слаженно. Супруге явно нравится, а мне ничего не остается в ожидании, пока они закончат, разглядывать ассортимент местных торговцев - изображенных на деревянных тарелках осетров и виды закатов на Волге. Шагаем вдоль набережной. В пафосном здании бывшей биржи – музей. Что характерно, узнав, что мы с теплохода, категорически отказываются брать с нас деньги и буквально заталкивают внутрь. Экспозиция двух залов, которые мы осмотрели, составлена из совершенно разных предметов различных эпох – от пейзажей середины позапрошлого века и стеклянных графинчиков примерно того же времени до фаянсовых сувениров, посвященных первым полярным перелетам. Идти по музею дальше совершенно не хочется. Снова идем на улицу, наслаждаясь запустением провинциального городка. Девушка несет на подносе в кафе горку заготовленной пиццы, с которой ветром сдувает мелко натертый сыр. Так у нас возникает мысль где-нибудь посидеть, перекусить и после продолжить осмотр города. Названия первого попавшегося нам кафе я не помню (как, собственно, и второго). Но не будем забегать вперед. Внутри кафе имелись чучела разных птичек и животных, пара молодых влюбленных, вцепившихся друг в друга пальцами над недоеденным вторым, а также девушка за стойкой, говорящая по старомодному телефону коричневого цвета. Наш приход не вызвал у нее никаких эмоций. Я понял, что надо действовать, и сам подтянул папку с меню. Меню порадовало реестром штрафов за разбитую посуду (от 10 руб за рюмку) и поломанную мебель (до 800 руб за стул), а также сообщением о том, что обслуживание платное – 3 рубля, но не по всем дням недели, а по выходным. На стойке имелась копилка с откровенной надписью типа «подайте на раскрутку заведения». Девушка через некоторое время подошла-таки к нам и сразу прервала творческие искания моей супруги в разделе «десерты»:

- Десертов нет никаких. (Слово «никаких» было сказано с гордостью).

- А мороженое?

- Мороженого тоже нет.

- Натуральный кофе есть?

- Есть.

- И пепельницу принесите.

У нас не курят! Кофе оказался средней паршивости, а пирожное сильно отдавало запахом старой кладовки. Счет за всё составил 26 рублей 47 копеек. Сначала у меня возникла мысль сыпануть сдачу в копилку «на раскрутку», но я этого не сделал, справедливо решив, что чем скорее ребята обанкротятся и перестанут мучить себя и клиентов, тем лучше. Шагаем дальше по городу, наслаждаясь древними постройками и провинциальным духом. Заглядываем в магазинчик «Обои», двери в который распахнуты настежь. Внутри подозрительно пусто и тихо. Я начинаю понимать нашу ошибку, но… уже поздно. Из подсобки несется торжествующий вопль с теми же нотками, которые были в голосе у гарсонши, отказавшей нам в десерте.

Вы что, не видите? У нас закрыто! Простите нас великодушно, не поняли сразу, что широко открытые двери у вас означают «закрыто». Продолжаем нашу прогулку. Еще одно кафе – внутри обнаруживается тесно сидящая братва, расположившаяся так плотно, что их однообразные головы напоминают бахчевые культуры на грядке в урожайный год. Продолжаем поиски. Вот и местный драмтеатр. В рамках для программы представлений и гастролей безнадежно пусто. Слева и справа от театра по сортиру. Интересное соседство. А вот и очередное кафе. Внутри довольно пристойно, если не считать стонов Шуфутинского, поющего душераздирающую песню «Здравствуй, мама». В меню обнаруживается несколько салатов по 16 рублей и блюдо «Филе куры в сухарях». Заказываем мороженое, пару салатов и ту самую «куру». Заказ вызывает легкий переполох. Проходит довольно много времени. Подозреваю, что сейчас во дворе кто-то ловит курицу, чтобы сделать из нее филе, а птица убегает и не дается. В итоге к нам подходит девушка и доверительно сообщает, что порция получилась чуть больше, чем планировалось в меню, и мне следует доплатить 9 рублей 60 копеек. Я согласен на всё. Хочется обратно на теплоход. Кстати, о теплоходе было сказано незаслуженно мало. Постараюсь восполнить этот пробел.

Я не отношусь к числу тех экспертов, которые, поднявшись на теплоход, начинают действовать наподобие государственной приемки, оценивая качество крепления жалюзи в окнах, запах коллективных писсуаров (в один я все-таки заглянул, о чем до сих пор жалею) и состояние общих душевых, которые, как сказано в рекламе, «в достаточном количестве имеются на палубе». Вообще, я считаю, что путешествовать, не имея возможности в любой момент принять душ или быть вынужденным стоять в очереди к унитазу – мягко говоря, дурная затея, поэтому каюты без полного набора удобств для личного проживания не рассматриваются. Но в них довольно интересно мимоходом заглянуть. На «Щорсе» в таковых сохранились довольно странные диванчики – узкие и короткие, с двумя подлокотниками и огромной спинкой. Спать на таком ложе при росте выше среднего явно неудобно. На нижней палубе обнаружился бойлер с кипятком и письменным запретом выплескивать в решетки заварку. Почему-то, видимо, считается, что пассажиры третьего класса перманентно глушат чай, в то время как обладатели «мягких мест» такой потребности не испытывают. На нижней же палубе была обнаружена гладильная и еще куча помещений с занятными табличками.

Любителям тишины совершенно не рекомендую каюты, приближенные к корме – трясет и колбасит довольно основательно. Собственно, и в нашем полулюксе, расположенном в центре средней палубы, ночью позвякивало и дребезжало имущество (пришлось пару раз пнуть «Морозко», чтобы он не мешал спать).

Рестораны отремонтированы и выглядят симпатично. Баров на борту – три. Самый верхний – на «сандеке» - показался мне не очень уютным, к тому же в нем несколько вечеров артисты Варламкины пели песни отечественных «звезд», а слушать такое выше моих сил. Бар на средней палубе трясло от работающих дизелей, орало «Русское радио», а за окнами на корме с наступлением темноты начиналась дискотека. Самым душевным был бар на главной палубе. В нем миловидная девушка варила натуральный кофе по 50 рублей за чашку, в динамиках звучали приличные дядьки вроде Майкла Болтона, Леонарда Коэна и иже с ними, а временами и электронный попсовик Роберт Майлз, как нельзя лучше подходящий к плавной смене картинки в иллюминаторе, и мне казалось, что я могу сидеть вечно, глядя на медленно проплывающий в окне пейзаж, заказывать у блондинки – буфетчицы одну чашку кофе за другой, чувствуя затылком ее печальный взгляд, и никуда не спешить и ни о чем не думать при свете зеленой лампы на столе. К сожалению, этот бар работал совершенно непредсказуемо – как мне показалось, был открыт гораздо меньше времени, чем все остальные. Вообще, небольшие двух – и трехпалубные теплоходы гораздо уютнее, чем современные многодечные монстры, хотя и уступают им объемом и оснащением. Но это – мое сугубо личное мнение, и я на нем не настаиваю.

Проведенная на теплоходе модернизация в немалой степени искоренила «дух и атмосферу» шестидесятых годов – уцелевшие таблички и кондовые медные ручки на дверях еще напоминают о том времени, но в целом ретро-восприятие потеряно, а на модерн судно явно не тянет. В общем и целом, вполне приличный теплоход, но без особой «харизмы» (это я уже придираюсь, больше не буду).

День пятый. Мышкин

Судя по всему, в Мышкин мы пришли еще в середине ночи, благо до него от Рыбинска не так уж далеко. Мне же хотелось шторма – чтобы раскачало нашу посудину в Рыбинском водохранилище как следует. Но этого, к сожалению, не случилось. Утром все чинно высадились на дебаркадер, прослушали выступление ряженых, изображающих кота (в жизни сам не догадался бы, что это кот) и мышь. Собственно говоря, в Мышкине ничего особенного с момента его основания не происходило, но местные жители решили, что это не упрек, натащили всякой фигни со всей округи и открыли кучу музеев. Занятно посмотреть на коллекцию игрушечных мышей и всякое бытовое барахло, заботливо накопленное в соседнем «краеведческом» музее – от медных братин многовековой давности до непонятно как оказавшегося здесь двухлопастного деревянного самолетного винта и древнего телефонного аппарата «Ericsson». Там же бородатый мужичишко – кузнец демонстрирует свое мастерство, на лету выковывая непонятного назначения штуковины, скручивая их винтами и спиралями и по ходу дела приторговывая по 50 рублей за штуку. Музей Валенка – уже явный перебор; похоже на выставку творчества умственно отстающих детей. В итоге поднимаемся на колокольню местной церкви, поражающей своим величием и следами многолетнего запустения. Вид вокруг потрясающий. Что вообще может быть интереснее и лучше, чем путешествовать по России? Неужели потеть и обжираться через all inclusive где-нибудь в Кемере или Анталье? Так-с, а вот и очередное кафе. ПБОЮЛ. Фаимилия владельца – та же, что и в Рыбинске. Но мы уже ученые. На крыльце кафе четыре человека травят байки и курят. Подходим к ним с превентивным вопросом: «У вас, наверное, закрыто?» «Закрыто!» - синхронно и гордо отвечает персонал кафе и не может понять, что нас так развеселило. Похоже, в этих краях считается особым шиком прогонять и не пущать посетителей, держа двери на замке 20 часов в сутки, при этом отчаянно нуждаясь в деньгах, судя по копилкам с жалобно-просящими надписями у стойки – эдакая извращенная форма собственной гордости. Ну и ладно, что поделать. Кстати, на пристани обещаны шашлыки из осетрины и свинины силами нашего теплоходного персонала. Поспешаем туда. Народ, рассевшись на чем попало, весело потрясает початыми бутылками водки. Меня посещает мысль: забрав осетрину, забраться на верхнюю палубу теплохода, где есть столики на открытом воздухе. По ходу дела покупаем еще горячего копченого судака. В отличие от Плеса, он стОит уже 250, а не 80 рублей. Становится грустно – впереди последняя ночь. Пытаюсь напиться 150 граммами водки, купленными у симпатичной блондинки из нижнего бара, и банкой «Ярпива крепкого» - практически безрезультатно. Предводитель по трансляции испуганно требует, чтобы мы забрали ключ от каюты. Значит, скоро отходим. Все хорошее быстро заканчивается. Мышкин сдвинулся с места и поплыл вдаль, прочь от нашего теплохода.

Обед. Пришлось заставить себя съесть всё (не пропадать же ухе по-суворовски), после чего силы нас покинули – несколько часов сна перед вечерней тусовкой очень кстати.

Хочется провести последнюю ночь на теплоходе как-то особенно, хотя, как известно, перед смертью не надышишься. Вечером в верхнем баре был организован концерт художественной самодеятельности. Выступила группа детишек, изучавших английский во время рейса под руководством странноватого крашеного австралийца. В чем заключался юмор их выступления, я так и не понял, хотя честно вслушивался в английский текст, сверялся с русским синхронным переводом и вроде ничего не упустил. Устав ждать, когда, наконец, они дойдут до чего-нибудь смешного или просто содержательного, я спустился в бар на средней палубе и заказал у необъятной буфетчицы 150 г виски Red Label со льдом и лимоном. Мой выбор вызвал у хозяйки заведения бурное одобрение – видимо, больше посетителей, готовых заплатить 600 рублей за полстакана шотландского самогона, не нашлось. Запасы «Джемисона» к этому моменту, к сожалению, уже совершенно иссякли. Возвращаюсь в верхний бар. Дядя из Икши поет душевную грустную песню, причем голос его на припеве приобретает столь великую мощь, что начинают хрипеть динамики. Несколько человек исполняют куплеты под караоке, а в итоге всем участникам выдаются призы: детям чипсы, а икшинскому тенору – набор одноразовых бритвенных станков. За дело берутся артисты Варламкины. Мы с нашими соседями успеваем к этому моменту обложиться вином и шоколадками. Варламкин плоско острит и поет те же песни, что и в два предыдущих вечера, но это совершенно не раздражает. Хочется, чтобы время шло медленнее. Зависаем в первом шлюзе. Впереди нас – сухогруз с песком. Горит красный свет. Народ веселится, не обращая внимания на всплытие теплохода. Из дискотеки на средней палубе несется веселая песня Vaya Con Dios “Neh Na Na Na”, а наш теплоход почему-то напоминает мне Ноев ковчег. Расходимся далеко за полночь. Что же, круиз почти закончен. Завтра утром мы пройдем последний шлюз, минуем несколько водохранилищ и вернемся в ненавистную Москву. Всё было прекрасно. Хочется в будущем еще побродить по приволжским городкам, но не с экскурсоводами-занудами, а самостоятельно. Надо будет обязательно купить бинокль – много интересного на берегу не удалось толком рассмотреть. Побольше времени проводить на палубе, созерцая берега днем и звезды ночью. И, конечно, придумать, по какому маршруту отправиться на теплоходе в будущем году.

День шестой. Прибытие

Остаток последнего дня был пропитан предвкушением от конца нашего путешествия. Все были немного грустны и задумчивы. На входе в канал по правому борту обнаружилась совершенно обнаженная купальщица, плывущая к берегу, и одинокий рыбак, смотревший не на поплавок, а в ее сторону. Подумалось – не русалка ли? Нет, вроде бы без хвоста. Предводитель окончательно испортил настроение, попросив собрать постельное белье и сложить его у дверей кают. Москва совсем скоро. И – чувство невосполнимой потери, горькое почти до слез, когда покидаешь борт и возвращаешься на берег. Странная штука – теплоход. И правда, чем он так уж отличается от прочих транспортных средств?

С благодарностью, экипажу теплохода «Н.Щорс» за хорошее обслуживание и интересный маршрут и всем нашим попутчикам - за теплую и душевную компанию.

Дмитрий Гольский

Написать свой отзыв →

Внимание!
Администрация сайта не имеет отношения к автору отзыва.
Данный отзыв может содержать неверные сведения, искажения фактов.
Данный отзыв отражает только субъективное мнение автора, которое может быть неверным.